Из воспоминаний Семёна Добкина
Ранние статьи Л.С. Выготского
Составитель и редактор И.М. Фейгенберг
Составители комментариев И.М. Рубина и И.М. Фейгенберг
2000
СОДЕРЖАНИЕ
И.М. Фейгенберг. Предисловие. VII
С.Ф. Добкин. Лев Выготский в моих воспоминаниях
Гомель — 1
Семья Выгодских — 4
Кружок по изучению истории — 7
Гимназия — 11
Университетские годы — 17
Путь к психологии — 30
Революция 1917 года и Гражданская война в России — 34
«Века и дни» — 37
Выготский и дети — 48
Психология — 49
Вхождение в большую психологию. Москва — 52
Комментарии — 60
Ранние статьи Л.С. Выготского. Евреи и еврейский вопрос в произведениях Ф.М. Достоевского — 74
Приложение:
Черновой план статьи «Евреи и еврейский вопрос в произведениях Ф.М. Достоевского» — 98
М.Ю. Лермонтов (К 75-летию со дня смерти) — 99
Литературные заметки («Петербург», роман А. Белого, 1916 г.) — 105
Аводим Хоину — 112
Указатель имён — 116
С.Ф. Добкин
Лев Выготский в моих воспоминаниях
Я знал Льва Семёновича Выготского почти с детских лет и до самой его смерти. И, тем не менее, то, что я о нём знаю, то, как я его понимаю, то, что я о нём думаю, в какой-то степени отличается от того, что думают и знают о нем другие близкие люди — и члены его семьи, и ближайшие непосредственные ученики. Память о Льве Семёновиче для меня очень дорога. Я не могу считать, что все то, что я помню, и так, как я помню, и то, как я понимаю, — что все это, действительно, правильный и полный образ Льва Семёновича. Это мои воспоминания, моё мнение, моё понимание.
Наши отношения имели не совсем обычный для того времени характер. Несмотря на то, что мы были знакомы с его отроческих, а с моих вроде бы даже ещё и детских лет, в наших отношениях никогда не было ничего похожего на «бытовое приятельство», если можно так выразиться. Они были основаны на тех дорогих и важных для нас обоих вопросах, которым, в сущности говоря, было посвящено всё наше общение. Именно поэтому мои воспоминания о Льве Семёновиче в какой-то степени рассказывают только об одной стороне этого замечательного, очень сложного и многогранного человека.
Мне бы хотелось сперва рассказать о той обстановке, в которой проходили детство и юность Льва Семёновича Выготского.
Гомель
Детство и юность наши проходили в Гомеле. Что это за город? В старой России Гомель был даже не губернским, а уездным городом. Но это был уездный город, наверное, не похожий на большинство российских уездных городов.
Немножко истории. Когда-то Гомель принадлежал князю Чарторыйскому. Екатерина II пожаловала город фельдмаршалу Румянцеву-Задунайскому, сделавшему для Гомеля очень многое: выстроил свой дворец, как говорили тогда — «замок», причём замок строил Растрелли, создал замечательный парк. Наверное, этот парк был ещё при Чарторыйских, но он был как-то перепланирован. Чудесный парк…
После смерти Румянцева-отца, Гомель перешёл к его сыну — одному из выдающихся государственных деятелей России начала XIX века. Если мне память не изменяет, он был канцлером, т.е. нечто вроде министра иностранных дел или что-то в этом роде. Под старость Румянцев-сын переехал в Гомель и занялся изданием разнообразных исторических документов, исторических актов. Это замечательная страница в истории русского издательского дела, в особенности русской научной книги. Румянцев-младший был основателем и Румянцевской библиотеки в Москве. Переписку по всем этим делам он вёл уже в значительной степени из Гомеля. Словом, Гомель стал при нём в какой-то, пусть и ограниченной, мере культурным центром.
Потом Гомель перешёл к третьему представителю рода Румянцевых, а после него — к князю Паскевичу, который частично купил что-то у Румянцевых, а что-то ему было пожаловано Николаем I. К замечательному замку Паскевич пристроил четырехугольную башню, — она портила, по-моему, ансамбль, а вместе с тем что-то новое и прибавляла к нему. Чудесный парк, где был пруд с лебедями, стена, которая с наружной стороны была усажена каштанами, замок с башней — всё это придавало городу какую-то особую красоту.
Замок, парк, озеро, каштановая аллея — всё это было непохожим на тот быт, которым был занят весь город. Это был какой-то особый уголок, и он нечто менял в облике всего города.
Гомель был очень живой город. Это объяснялось в какой-то степени тем, что он очень быстро рос, потому как находился на пересечении двух железных дорог и на судоходной реке Сож, притоке Днепра. Поэтому в Гомеле очень быстро развивались и промышленность, и торговля, и ремёсла. Очень быстро росло население города, в какой-то степени ставшего одним из центров российских губерний и, конечно, — одним из центров революционной жизни. Была в Гомеле знаменитая Кузнечная улица — центр рабочего движения.
В Гомеле произошло два еврейских погрома. Первый — в 1903 году. Во время этого погрома очень сильной оказалась еврейская самооборона. Получилось так, что погромщики потеряли почти столько же людей, сколько они убили евреев. Через несколько месяцев после первого погрома был суд, но суд не над погромщиками, а над тридцатью шестью евреями — участниками самообороны. Вся эта эпопея хорошо и подробно рассказана писателем и ученым-этнографом Таном-Богоразом. Она занимает целый томик в его собрании сочинений, вышедшем в издательстве «Просвещение». Мне кажется, книга Тана-Богораза называется «Гомельский процесс», хотя я и не убеждён в том, что правильно помню название. Но эта книга очень хорошо рассказывает о Гомеле того времени — удивительно живом городе.
Второй погром был в 1905 году, вскоре после Октябрьского манифеста о конституции, — и был он одним из множества погромов, которые прошли по всей черте еврейской оседлости. Первый гомельский погром был особенным, потому что он произошел тогда, когда ещё повсеместных погромов не было.
После 1905 года начались очень тяжёлые годы реакции. К счастью, эта полоса была недолгой. Я думаю, уже к 1908-1909 годам произошёл перелом — началось большое, причём явно положительное оживление всей русской культуры и всей еврейской культуры. Я всех тех страшных лет реакции, по сути, не помню, потому что был тогда совсем ещё ребёнком. Но для Льва Семеновича годы подъёма пришлись уже на его отроческие годы.