Известия Гомельского губернского комитета Российской коммунистической партии
Двухнедельный журнал
№11 (94)
15-е июня
Издательство «Гомельский рабочий»
1925
Гублит №1424
Заказ №4391 — 2500 экз.
Тип. «Полеспечати»
Истпарт
«Техника» Полесского Комитета РС-ДРП
Первая типография в Новозыбкове. — Переезд типографии в Гомель. — Штат типографии. — Провал и организация новой типографии. — Обратно в Новозыбков. — Деятельность типографии до провала. — История провала. — Обращение к крестьянам по поводу провала типографии.
«Техника» Полесского Комитета, как и вся техника партии, имеет свою особую историю — историю, которая знает три провала и четыре «воскресения из мертвых», вооружённое сопротивление техников, их неутомимую, самоотверженную работу и т. д. Мы твёрдо убеждены, что читатель не поругает нас, если мы отойдём несколько назад и осветим историю первой тайной типографии Комитета. Типография эта была оборудована в Новозыбкове при помощи новозыбковской группы Комитета [1] ещё в начале 1904 года — в первые месяцы существования Комитета. Ставил типографию известный в Полесья партийный профессионал «Пётр Иванович» (Мордовцев?), и нужно сказать, что молодая комитетская техника блестяще исполняла все заказы П. К. Здесь была отпечатана в виде брошюры «Борьба городских рабочих и чего хотят социал-демократы» из брошюры Ленина «К деревенской бедноте» (3.500 экз.) и целый ряд прокламаций. В безмятежно-тихом Новозыбкове, где жандармы сохранили ещё первобытную наивность, типография просуществовала бы, вероятно, долгое время, если бы не случайный провал склада литературы Комитета, происшедший летом 1904 года. Работавший на складе (там же конспиративная квартира) техник Андрей Шустов, 20 лет спустя, рассказывал автору об этом провале следующее.
Один из работавших на складе техников дал экстерну Савинеру (эсдек), направлявшемуся в деревню, несколько экземпляров упомянутой брошюры. Не искушенный, очевидно, в тонкостях партийной конспирации, Савинер, придя в деревню, занялся распространением брошюры среди крестьян и оказался в незавидном положении тех народников 60-х и 70 х годов, которые немилосердно выдавались властям своим идеалом — крестьянами. Короче говоря, Савинер был схвачен и передан в руки ретивых блюстителей государственных устоев с поличным — «преступными» брошюрами Ленина. Самоотверженный распространитель свободного слова был доставлен в Новозыбков. На предложение назваться и указать свою квартиру Савинер ответил категорическим отказом, и, по традиционному местному полицейскому обычаю, его стали водить по улицам для опознания. Когда эта своеобразная процессия поравнялась с домом, где помещался склад литературы, какой-то обыватель обратил внимание возглавлявшего шествие исправника на то, что в этом доме живут «демократы». Нечего и говорить, что дом был немедленно окружён полицией, и через несколько мгновений состоялось «открытие» конспиративки и склада литературы Полесского Комитета РС ДРП.
«Демократы», не успевшее скрыться, «техники» Андрей Шустов и Осип Скверчинский были немедленно арестованы, при чём последний был вскоре освобождён, а принявший на себя всю вину Андрей Шустов был привлечён к судебной ответственности и после длительного предварительного заключения приговорён выездной сессией Киевской Судебной Палаты к одному году тюрьмы.
Провал склада поставил под угрозу всю комитетскую технику. Со дня на день можно было ожидать ареста топографии, и предусмотрительные техники справедливо поставили вопрос о перемене местожительства.
Новой резиденцией типографии был избран Гомель, где на квартире у рабочего-сапожника Гирши Лябермана (дом Итенберга в Кузнечном переулке) — и была установлена по всем правилам конспирации привезённая из Новозыбкова типография.
Штат техников был быстро подобран. Он состоял из трёх человек: прибывшего из Звенигорода (Киевской губ.) Семёна Суздальцева и двух гомельчан: К. Егудкина (шорник из м. Ветки) и Боруха Дрица (рабочий завода Дубинского) [2]. «Работать под руководством «Петра Ивановича», — рассказывал автору Б. Дриц, было нелегко. Враг всяких «излишеств», фанатик дела, он был так же немилосердно требователен к нам, молодым работникам, как и к самому себе». В душной изолированной каморке, месяцами оторванные от жизни, вечно голодные, техники целые сутки самоотверженно работали в лаборатории партийного слова, поздно ночью уходя на конспиративную квартиру по Технической улице для того, чтобы с утра снова и снова продолжать своё рискованное дело. Читатели листков и прокламаций, вероятно, не подозревали, скольких сил стоило нашим техникам их изготовление.
От Комитета с типографией сносился по конспиративный соображениям только «Адольф» (Кибрик). Он приносил рукописи прокламаций и листков и поддерживал связь с техниками. Самое же трудное дело — перенесение отпечатанного материала — лежало на плечах «Петра Ивановича» [3].
Типография проработала больше двух месяцев. 30-го августа 1904 года провалилась типография Гомельского Комитета Бунда [4]. Первоначальное предположение, что провал этот был чисто случайным, оказалось весьма сомнительным, когда 14-го сентября, через 13 дней, последовал провал типографии Полесского Комитета. На лицо были явные признаки провокации, но установить, чьих рук это дело, так и не удалось.
«Арест типографии Полесского Комитета, — писали, между прочим, из Гомеля в «Последние Известия», — был обставлен очень эффектно: часов в 6 вечера на Кузнечной улице условным свистком полицмейстера была вызвана из засады рота солдат, которая окружила дом, куда ворвалась жандармерия и полицая, — очевидно, ждали вооружённого сопротивления» [5].
«Хозяин» типографии Лдберман успел, однако, дать условный знак техникам — оборвал звонок. Роковой сигнал заставил техников подумать о своём спасении, но было уже поздно: предусмотрительная полиция окружала двор солдатами, и они должны были отказаться от попытки бежать. Все они вместе с Либерманом были арестованы и представлены суду киевской судебной палаты, отбыв 13-ти месячное предварительное заключение.
Б числе трофеев полиции достались 6 пудов шрифта в 2.400 экземпляров свежеотпечатанного «Листка Полесского Комитета», того самого листка, в котором (злая ирония) выражалось соболезнование Комитету Бунда по поводу ареста его типографии, и от которого уцелело только несколько экземпляров, взятых незадолго до провала Владимировым. Кроме того, был взят набор брошюры «Борьба городских рабочих…»
Через три месяца был арестован «Петр Иванович». Технике Комитета был нанесён сокрушительный удар, но Комитет со всей энергией взялся за создание новой типографии и постепенно оправился от этого удара. Характерно, что уже через три дня после ареста типографии Комитетом был выпущен новый листок. Это обстоятельство, как передавали автору, сильно омрачило торжество жандармерии.
Вторая типография была поставлена также в Гомеле. З. Гивзбург («Залман-переплётчик») передаёт, что эта типография ставилась им ещё до провала первой типографии [6]). Помещалась она в одной из квартир по Госпитальной улице, но, в виду усилившейся слежки, в конце 1904 года, была перевезена в Новозыбков. Между прочим, типография ощущала острый недостаток шрифта и технических частей. В связи с этим на заводе Дубинского (Гомель) был изготовлен новый станок с валиком. Позже такими станками были снабжены также Полтава и Каменское (Екатериносдавской губ.). Шрифт был закуплен в Киеве и благополучно доставлен в Новозыбков.
Об этой типографии мы находим интересные сведения в воспоминаниях т. Лесной. «В 1904 году [7], — пишет Лесная, — в Новозыбкове Полесским Комитетом была организована тайная типография «тётка» или «труп», как конспиративно называли тогда подпольную типографию; она помещалась на окраине города; работало там 2-3 человека, которые под видом учащихся-экстернов целые дни не выходили из своей комнаты и почти не имели связи с внешним миром.
Обыкновенно кто-либо один, чаще девица под видом невесты, приходил к отшельникам раз в два-три дня, приносил им денег и уходил, весь нагруженный отпечатанной литературой. Почти никто не знал в организации, где находится типография, кто ею заведует, и какую тяжёлую, опасную жизнь ведут те, кто добровольно взял на себя работу в типографии.
Типография была совершенно примитивного устройства; касса для шрифта, рамка, железная плита, валик для краски и каталка для печатания. Всё это должно было помещаться в одном шкафу или столе и днём все пряталось».
Условия для работы техники в Новозыбкове были чрезвычайно тяжёлыми. Типографии приходилось перекочёвывать с одной квартиры на другую, но, несмотря на это, она работала довольно интенсивно. Приехавший в январе 1905 года в Гомель Александр Экк привёз типографии некоторые принадлежности и заказ Ц. К. Такие заказы, нередко большие, получались довольно часто, и типография исполняла их с честью вплоть до провала.
Заведовал типографией профессионал Исаак Юровицкии, известный под кличкой «великий инквизитор». «Почему его так прозвали, — рассказывает Ф. Лесная — кажется, никто не знал». По профессия печатник, он очень серьёзно и осторожно относился к своему делу. Его конспиративность доходила до смешного, а часто именно благодаря ей он привлекал на себя внимание шпионов. Кроме того, в типографии работали В. Гинзбург («Залман-переплетчик») и ещё два товарища, фамилия которых установить не удалось.
Типография просуществовала сравнительно продолжительное время — с конца 1904 г. до марта 1905 г. Провалилась она первого марта.
Последнее время в типографии было очень много работы. В течение целой недели квартира была заперта. Это, очевидно, вызвало подозрение у хозяина, и первого марта 1905 года на квартиру неожиданно нагрянули пристав, городовые и хозяин. Квартира состояла из двух комнат. Первая из них служила приёмной, во второй помещалась типография. Когда полиция нагрянула на квартиру, в первой комнате дежурил ГиазбурГ. Он был опрошен, и жандармы намеревались уже пройти во вторую комнату, где работали техники, когда дверь в комнату внезапно отворилась, и из неё последовало несколько выстрелов.
Воспользовавшись общим смятением, Гинзбург улизнул, выскочив из окна. Его примеру успешно последовал другой техник, Юровицвий же был захвачен. Типография была полностью арестована — при ней 4.000 экз. «Полесского Листка» № 3.
«Провал сильно отразился на общем ходе работы, — сообщали из Новозыбкова «Искре», — только в последнее время нам удалось оправиться. Работа значительно расширилась» [8].
Как устроился Ц. К. с типографией после этого провала, нам не удалось выяснить, но, спустя небольшое время (в марте же) вышел 4-й номер «Полесского Листка». В этом номере было, между прочим, помещено обращение Полесского К-та к крестьянам по поводу провала типографии, которое мы приводим здесь полностью.
ТОВАРИЩИ КРЕСТЬЯНЕ!
«Нелегко приходится нам, социал-демократам, и вообще всем, кто хочет народу правдивое слово сказать, кто хочет народу разъяснить, откуда происходит это народное бедствие, кто в нём больше виновен.
Царские жандармы и полицейские чиновники, наёмные и добровольные шпионы преследуют нас на каждом шагу. Для того, чтобы печатать свободное слово, нам приходится устраиваться где-нибудь в конурах, там же устраивать свои тайные типографии. Нам, защищающим интересы народные в России, стране кнута и нагайки, не дают свободно говорить и печатать о нуждах угнетённого народа. Поэтому мы вынуждены иметь свои тайные типографии, где и печатаем свои листки и книжки.
Многие из честных н отзывчивых русских граждан радуются и прославляют героев, убивающих кого-нибудь из кровопийц, царской шайки министров и полиции, но никто из них и не подумает и не вспомнит этих скромных, но великих героев, которые месяцами безвыходно трудятся над печатанием запретных листков.
Такая тайная типография была у нас в Новозыбкове. Первого марта, во вторник, местная полиция набрела на неё. Один из работавших в ней, желая спасти себя и товарищей, выстрелил из револьвера в пришедшего надзирателя, к сожалению, не попал в него и ему, и ещё одному товарищу удалось благополучно бежать, третьего задержали. В типографии нашли № 3 «Полесского Листка», станок, много шрифта и много различных принадлежностей. Обрадованная полиция, видимо, думала, что она отняла у нас возможность печатать свободное слово.
Ошиблась, как всегда. Полиция всегда рассчитывает, что, арестовав одного «бунтовщика», она этим прекратит бунты, а на самом деле на место одного вырастают десятки, сотни, тысячи. У нас она забрала типографию, а на место этой одной уже поставлена другая, третья… И слово свободное будет расти н расти и разольётся по всей Россия обездоленной.
Товарищи крестьяне! Прочтите наш листок, и, узнав из него правду, вы должны стараться рассказать всем и каждому, и пусть угнетённые в день всенародного восстания станут под наше социал-демократическое знамя бороться с нами вместе за лучшую долю, за свободу страны.
Товарищи! Устройство такой типографии слишком дорого нам обходится. Успешнее будут выходить листки, когда вы регулярно будете оказывать нам поддержку корреспонденциями и деньгами».
Техники налаживалась снова. Новозыбковцы были, однако, сильно озабочены судьбой Юровицкого, В лучшем случае он мог отделаться каторгой (вооружённое сопротивление). Было решено устроить ему побег. Над этим делом думали очень много. Наконец, из многих планов был выбран один: усыпить часовых. За организацию побега взялся Шурка Савицкий, впоследствии нашумевший анархист, атаман «лесных братьев», и через несколько дней Юровицкий, переодетый в женское платье, уезжал уже, в сопровождении организаторов побега, из Новозыбкова.
Ему удалось добраться до Америки.
Таким образом, провал типографии обошёлся без человеческих жертв.
Я. Драпкин
[1] Типографские части были изготовлены на заводе Фрумина Терентием Самсоновым и Иваном Шустовым.[2] Беседа автора с Г. X. Либерманом.
[3] Интервью с Б. Дрицем.
[4] «Последние Известия» Бунда. № 193, от 22 (9) августа 1904 г.
[5] «Последнее Известия» № 197, от 22 (16) октября 1904 г.
[6] Вероятно, здесь имеет место «ошибка памятя», ибо целый ряд товарищей категорически утверждает, что у Комитета двух типографий одновременно никогда не было.
[7] В конце 1904 г.
[8] «Искра», № 102, 15/IV 1905 г.