Российская Коммунистическая Партия (большевиков)
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Известия Гомельского губернского комитета Р. К. П.
Двухнедельный журнал
№24, май
Год издания III
Издатель «Гомгазета»
Гомель 1922 г.
Материалы по истории Р. К. П. и революции в Гомельской губернии
Стрекопытовский мятеж на фронте *)
Доклад о мятеже частей 2-ой бригады 8-й стрелковой дивизии
Ход событий
18-го марта бригада получили назначение отправиться в район Овруча и срочном порядке. 18-го же был погружен и отправлен первый эшелон (1-й батальон) с командой конных разведчиков 68 полка и в ночь с 18 на 19 начал погрузку 2-й эшелон, который отправился в 7 час. утра 19 марта.
Со вторым эшелоном (2-й б-н 68 полка) я отправился на фронт совместно с командиром бригады и частью штаба.
15 первый же день по прибытии на фронт вечером 19 марта на ст. Словечно командир бригады принял командование действующими под Овручом частями от бывшего там начальника боевого участка (командира артдивизиона 17 стр. дивизии) Филинова. На совещании было решено, в виду имевшихся сведений о слабости и малочисленности Петлюровских войск, находившихся в Овруче, завтра же с рассветом начать наступление на Овруч.
И нашем распоряжении были: два батальона 68 полка, 10 пограничного полка, численный состав которого доходил до 400 чел. и батарея Филинова. С этими силами на рассвете 20 марта предпринято было наступление на Овруч.
О первом батальоне 68 полка, который прибыл в Словечно раньше нас, как Филинов, так и тов. Гуревич, уполномоченный политотдела армии отзывались очень хорошо: десятый полк они также считали надёжным. Кроме того, здесь был коммунистический Овручский отряд, правда, до представляющий из себя никакой реальной силы и потом трусливо ведший себя в бою.
Я выехал утром вместе с частями на позицию (опушка леса у разъезда Xра).
Красноармейцы без всякого ропота бодро и спокойно рассыпались в цепь, заняли указанные позиции и хорошо держались под артиллерийским обстрелом. Я пробыл до вечера на позиции и затем отправился в штаб на ст. Словечно, откуда на другой день совместно с командиром бригады вновь прибыл на передовую линию. Здесь нам пришлось столкнуться с печальным фактом: наши цепи не выдержали сильного артиллерийского огня и натиска противника, начали в беспорядке отступать. Я и командир бригады быстро восстановили порядок, удержали разбегавшиеся части и вернули их на занимавшиеся ими позиции.
Всё-таки мы должны были отступить до ст. Бережесь, где сосредоточили резервы, а охранение и передовые группы были выдвинуты перед разъездом Толкачевскими. Это отступление также было началось беспорядочно, эшелоны ринулись, каждый спеша вперёд, вследствие чего едва не произошло крушение. Больше всего наводила панику сборная батарея 17 дивизии, прибывшая накануне. Нашими усилиями эшелоны были остановлены и в полном порядке под артиллерийским обстрелом отошли до ст. Бережесь.
Третий день операции (22 марта) принёс неожиданно печальные результаты. Броневой поезд противника подошёл близко к эшелонам и в упор обстрелял их (два из снарядов угодили в стоявшие здесь эшелоны: был разбит штабной вагон 68 полка, убито 10 чел. и ранено 15, разбит был вагон с лошадьми).
В то же время противник повёл интенсивный артиллерийский огонь по нашим цепям по всему расположению боевого участка, что вынудило наши части с наступлением темноты отойти до ст. Словечно. Здесь было устроено совещание в штабе и принято решение закрепиться на позициях у Словечно и занять, временно до сосредоточения всех частей бригады, оборонительное положение.
На смену 1-му батальону 68 полка прибыл 1-й батальон 67 полка и немедленно по прибытии устроил митинг, на котором единогласно решено было не занимать позиции и ехать назад до самой Тулы, как выкрикивали некоторые.
Я пытался уговорить и успокоить митингующих, но все мои попытки не привели ни к чему. Угрожая винтовками, меня оттесняли дальше и не давали возможности как-нибудь воздействовать на взбунтовавшихся к-рцев. В ответ на мои слова приказы И призывы из толпы сыпались возгласы: «долой войну», «местные крестьяне не хотят нас и Советской власти, не желаем защищать жидов в т. п». «Мне не давали сказать ни одной связной фразы, заглушая угрозами: «Расстрелять его, взять заложником, выдать Петлюре, ты нам больше не комиссар, ты жидовский наёмник».
Расставив на перевозах своих лошадей, красноармейцы двинули эшелоны обратно.
Во время митинга кто-то вытащил раненых и убитых 68 полка из вагонов, демонстрируя их толпе. Мне едва удалось разогнать любопытствующих и возбужденных видом изуродованных красноармейцев и убрать трупы раненых. Во главе эшелонов стал эшелон 1-го батальона 67 полка, за которым и потянулись другие. Я отправился со вторым батальоном 68 полка, надеясь задержать их на ст. Козенки, но по прибытии туда я увидел, что большая часть эшелонов уже ушла дальше. 2-й батальон 68 полка сначала держал себя хорошо, но его взбудоражил помощник взводного командира 6-й роты Шумилин. Я и батальон двинулся вслед за другими.
Решено было с оставшейся артиллерией задержаться на ст. Мозыридах у моста через Припять, занять оборонительную позицию.
В это время прибывшая 4-я батарея отдельного артиллерийского дивизиона нашей бригады отказалась выгрузиться и отправиться вслед за другими частями. Отдельные люди этой батареи вели явно погромную агитацию, особенно выделялись: один из разведчиков и письмоводитель батареи.
На фронте у Мозыря остались 7 человек штаба бригады, считая меня и комбрига. 14 чел. комендантской команды и впереди бронепоезд с командой в 75 чел. Десятый полк, от которого осталось чел. 140 (остальные разбежались), остановился за железнодорожным мостом по пути в Калинковичи на разъезде Пхов и отказался выслать дозоры дальше моста, вот всё, что в продолжение двух суток стояло на защите Мозыря.
23-го марта на ст. Мозырь на дрезине прибыл командир (Лазацкий) и комиссар (Сундуков) 67 полка, с которым и отправился на ст. Калинковичи, где скопились все эшелоны, прибывшие с позиции и из Гомеля. У меня была цель вырвать часть красноармейцев, оставшихся верными долгу.
По дороге у ж.-д. моста за разъездом Пхов стоял эшелон только, что прибывшей 5-й батареи, также отказавшийся выгрузиться. Мои приказания и уговоры едва не окончились, по предложению нескольких шарлатанов, попыткой сбросить меня с моста в Припять.
На ст. Калинковичи мне удалось вначале поколебать 3-й батальон 68 полка и побудить 2-й батальон 68 полка отдалиться от мятежников. Набиралось там же до 200 чел. охотников, преимущественно коммунистов, но в виду того, что мятежники следили за нашими действиями и не выпускали товарищей из вагонов или не давали им оружия и вещей, а была уже ночь, со мной осталось в конце концов 60 чел. красноармейцев, из которых около 50-ти были коммунисты и сочувствующие.
Некоторые лица из командного состава тоже просились остаться, но в это время я снесся но прямому проводу с начальником дивизии, который заявил, что командиры должны быть при своих частях, руководствуясь чем я и приказал им отправиться в Гомель.
Здесь произошёл следующий характерный эпизод: шайка мятежников отправилась в местечко Калинковичи с целью устроить погром, но 6-я рота 68 полка по собственному почину разогнала шайку мятежников.
Когда эта рота вернулась обратно, то её вещи и пулемёты были увезены вместе с ушедшим в гор. Гомель их эшелоном, после чего рота разбилась по вагонам других эшелонов и мне не удалось её собрать и оставить.
Скоро о моём присутствии на Калинковичах стало известно в эшелонах, и группы мятежников начали искать меня, чтобы арестовать. Два раза я вырывался у них из рук, вступая с ними в драку. Мне удалось спасти одного Мозырского коммуниста (Шавольский) от самосуда, освободить его из под ареста, отнять у мятежников и возвратить ему отобранное у него оружие, но в дальнейшем мне самому пришлось избегать самосуда раздражённых против меня мятежников.
В это время один за одним стали уходить к Гомелю последние эшелоны. На каждом паровозе поставлены были пулемёты и охрана. После их ухода я с группой охотников в 60 чел. отправился обратно на ст. Мозырь.
25 марта на помощь нам прибыл батальон 150 полка, 26 марта, 3-й отдельный кавалерийский дивизион, мортирный взвод 65 полка и с этими частями прибыл военком 8-й дивизии тов. Батулин.
Мы отошли на ст. Калинковичи, где сосредоточили резервы, а передовые позиции были заняты за деревянным мостом к г. Мозырю и за городом у ж.-д. моста.
Началась оборона Мозыря. Все атаки Петлюровцев отбивались с большими для них потерями и, несомненно, Мозырь мы бы не оставили, тем более, что уже не чувствовалось большого недостатка в артиллерии, если бы в это время не начали наседать с тыла войска мятежников (повстанцев), имевших намерение прорваться через Калинковичи для соединения с петлюровцами.
Прибыл отряд во главе, с Смоленским военкомом тов. Адамовичем, направляющийся против мятежников. В помощь этому отряду мы были вынуждены придать свой бронепоезд, удачно оборонявший подступы к Мозырю и мостам.
27 марта петлюровцы, подтянув подкрепление и открыв жестокий артиллерийский огонь, действуя по жел. дор. пути двумя бронепоездами и пользуясь густым туманом, повели наступление на наши позиции у Мозыря. Наши части понесли в бою большие потери и теснимые противником отошли за мосты, взорвав их частично. После этого оборона позиции значительно облегчилась.
В тоже время мятежники начали сильно наседать на нас. Отряд Адамовича вынужден был отойти за разъезд Нахов и затем за разъезд Голевицы. Отряду был придан в помощь батальон 150 полка с батареей. Повстанцы превышали своей артиллерией, занимаемая ими местность позволяла им сгрузить свои орудия и поставить их на флангах, чего нельзя было сделать нам, так как нас окружало сплошное болото.
1-го апреля против повстанцев были выдвинуты значительные силы (прибыли 64 и 66 полки), предпринят был обход с обоих флангов, а сам пошёл в передовой обходной колонне 66 полка на дер. Автюцев. Повстанцы уже выходились, часть их разбежалась в разные стороны, часть сдалась нам, часть перешла к петлюровцам (по имеющимся сведениям с Хойник у Барбарова и Юровичей, где есть переправы через Принять).
Вечером 1-го апреля на ст. Калинковичи прибыл штаб 1-й бригады, который сменил нас. Прибыла выездная сессия Реввоентрибунала фронта под председательством тов. Горбачевского, которым был вынесен и приведён в исполнение смертный приговор 8-ми участникам мятежа, в числе их командиру 68 полка Мачигину. Затем прибыли член Реввоенсовета армии тов. Пыжов и начальник дивизии тов. Евдокимов. Вместе с тов. Пыжевым я отправился и прибыл в Гомель.
В данный момент здесь работает следственная комиссия, бригады, через которую проходят все имеющие возможность вновь быть зачисленными в состав 2-й бригады, а замешанные в участии мятежа передаются Реввоентрибуналу армии, работающему здесь.
Поведение командного состава красноармейцев, коммунистов и комиссаров
Несомненно, что если бы командный состав бригады в ответственные критические моменты происходившего оказался на высоте, то мятеж едва ли принял бы такие широкие размеры, но командный состав во всём показал отсутствие авторитета и серьёзного желания работать и раньше, о чём я упоминал всегда в своих докладах военкомдиву т. Батулину.
В бывших столкновениях с петлюровцами командиры взводов, рот и батальонов не проявили должного уменья, как инструктора.- решительности и инициативы. Красноармейцы всё время жаловались на то, что они брошены на позиции, что у них нет никакой связи с соседними частями, вследствие чего им всё время чудился обход, чему ещё способствовала лесистая местность, среди них царило паническое настроение и они легко разбегались от своих командиров, жалуясь на то, что последние их покинули. Конечно, не всегда было так. Были случаи, что командир взвода или роты лежал тут же в цепи, а по цепи проносилось: «командира нет. командир убежал», но всё-таки командный состав ничего или очень мало предпринимал для успокоения и ободрения красноармейцев.
Когда 1-й батальон 67 полка взбунтовался на ст. Словечно, то я не нашёл никого из командиров рот и взводов, которые пытались бы воздействовать на своих людей, кроме командиру батальона Алавердова и командира 2-й роты Кукушкина (оба коммунисты). У последнего была самая порядочная рота в полку, но она состояла почти сплошь из мобилизованных и не любила, его, Алавердова, несмотря на то, что он пользовался раньше авторитетом у красноармейцев батальона, едва не убили здесь. Все его попытки сдержать взбунтовавшихся остались безуспешным, его не слушали, заглушали криками «долой». Большим влиянием и любовью красноармейцев пользовались командиры 4, 5 и 6 рот 68 полка, и я надеялся при их помощи задержать эти роты на ст. Козенки, но среди них повёл агитацию упомянутый мною Шумилин.
Несколько раз мне удалось успокоить и уговорить людей остаться. но Шумилин и др. неустойчивые элементы возбуждали массу, которая в конце концов силой заставила машиниста двинуть эшелон вслед за другими.
Хорошо вёл себя командир артиллерийского дивизиона тов. Куманин, он выбился из сил, стараясь удержать артиллеристов, ему помогал в этом ещё только один из командного состава дивизиона, командир взвода тов. Утехин. Только благодаря им, я лично не был сброшен в Припять. Но в общем остальной командный состав дивизиона вёл себя преступно-бездеятельно.
Мне бросилось в глаза и запомнилось, что особенно настойчиво и смело вели злостную погромную агитацию в обоих полках и артдивизионе некоторые отдельные командиры.
На ст. Калинковичи и совместно с комиссаром 67 полка тов. Сундуковым и несколькими коммунистами делали отчаянные попытки выделить и задержать наиболее надёжный элемент, мы не получили помощи от командного состава. Везде в эшелонах я находил командный состав, сбившиЙся в кучу в каком-нибудь из вагонов и ничего не предпринимавший.
На мои предложении отправиться к своим частям и повлиять на них, слышались возражения «бесполезно». Командиры произносили: «слушаю», быстро направлялись куда-то и также быстро исчезали и совсем и появлялись, ничего не сделав.
Должен отметить, что когда я собирал охотников остаться со мной на позиции, то таковые оказались из среды командного состава. Командир 1-го батальона 67 полка Алавердов, командир 3-го батальона Имма, ротные командиры Кукушкин (коммунист), Аладов (красный офицер), Смирнов, Завитневич, Конюшин, Илюхин, Стринейко и некоторые др., фамилии которых не помню. Командир 68 полка Мочигин настойчиво просил меня оставить его.
В общем же командный состав совершенно бездействовал, а некоторые молча сторонились меня, стараясь не быть рядом со мной на главах у красноармейцев. В какой либо злостной агитации я лично никого из командного состава, начиная от командиров взводов и выше не обнаружил. Поведение в целом было таково, какого и можно было ожидать от него, согласно прежним моим отзывам. Вся эта интеллигентщина была страшно перепугана и терроризована происшедшим. Несомненно также, что многие искренно сочувствовали происшедшему.
Был, например, такой факт: в бою под Овручем и Бережесью участвовала сборная батарея 1-й дивизии, которая все время наводила панику, ежеминутно обращаясь и бегство первой. Командир этой батареи всё время ныл по дороге на позицию о том, что его люди не одеты, что у него нет военного снаряжения и что такую батарею нельзя выводить на позицию. Затем завёл со мной спор о коммунизме, выражая мнение, что русский народ ещё не дорос до коммуны, что мы сражаемая вовсе не за коммуну, что мобилизация противоречит выставленным коммуной лозунгам, всё это говорилось в присутствии красноармейцев его батареи, так что я был вынужден в конце концов дать ему понять, чтобы он замолчал. Недаром эта батарея, по-моему, принесла на позиции больше вреда, чем пользы.
Ничего предосудительного я не могу сказать о теперь уже расстрелянном командире 68 полка Мочагине, который всё время считался одним из лучших представителей командного состава бригады. В бою вёл себя спокойно и хладнокровно отдавал распоряжения под артиллерийским обстрелом. Хотя мне бросилось в глаза то, что он, имевший раньше большой авторитет у красноармейцев, уже ни в чём не пробовал повлиять на них во время мятежа. Он объяснял это своим болезненным состоянием и действительно у него вид был как у помешанного и охрип он до шёпота.
Его адъютант Новиков, по сведениям — один из активнейших организаторов мятежа, заболел не добравшись до позиции, и так как у него была температура 39 градусов, он был отправлен на излечение в госпиталь.
Командир 67 полка Лазицкий не мог повлиять на людей уже потому, что они очень мало его знали, так как он всего две недели пробыл в полку до отправки его на фронт, но я имею сведения, что он совершенно не принимал участия в мятеже. Есть приказ командующего повстанческой армией Стрекопытова, которым Лазицкий отстраняется от должности командира полка.
Красноармейскую массу мятежников я наблюдал лишь на фронте, так как сам с начала операции на Овруч вплоть до полной ликвидации мятежа и смены нас первой бригадой, не покидал позиции. По моему мнению большая часть красноармейцев втянулась в мятеж бессознательно, руководители и организаторы которого сумели сыграть на её стремлении — «долой войну, едем домой». Там, где не было агитаторов-поджигателей, мне удалось поколебать красноармейцев в мою сторону, но стоило появиться нескольким крикунам, как картина менялась, и я видел пред собой озлобленную враждебную толпу.
Все части по отдельности ссылались друг на друга «мы согласны, если бы согласился 3-й батальон», а этот ссылался на второй и т. д., «мы мол, отставать от товарищей не будем, назад так назад, а согласятся все вперёд, так пойдём вперёд и мы. Конечно, это была обычная не умелая и не умная хитрость отвиливания шкурников, не более. Артиллерия ссылалась на пехоту, пехота на артиллерию.
Надо заметить, что артиллеристы оказались наиболее враждебно и озлобленно настроенными и готовыми в любой момент учинить суд и расправу над всяким, кто противоречил им. Они с каждым часом всё более и более возбуждались, рассыпались по эшелонам, агитировали, становились организаторами мятежа, особенно выделялась в этом отношении 54-я батарея 2-го артдивизиона и сборная батарея 1 дивизии. На Калинковичах едва не устроен был погром, зачинщиками которого были будто бы артиллеристы.
Трудно было отыскать и уловить в происходившей сумятице наиболее активных агитаторов, хотя такие и были. Уже на Калинковичах обнаружилась работа не красноармейской бригады, а посторонних людей в штатской и матросской одежде. Небольшая группа их появлялась в отдельных местах, мне не удалось как следует проследить их, говорят, что они распоряжались отправкой эшелонов по составленному списку.
Дежурным по станции дано было приказание от мятежников: отправлять эшелоны, не задерживая, одни за другим.
Машинисты должны были ехать так, чтобы один эшелон был в виду другого, сзади идущею.
На ст. ж. д. по пути следования вагонов, вообще, замечалось присутствие людей в вольной одежде, вступавших в разговор с красноармейцами и ведших провокационные речи.
Большое участие принимали в этом также железнодорожники, весьма вероятно и то, что агенты и агитаторы контрреволюционеры проникали в эшелоны по пути и вели там свою работу.
Коммунисты бригады, как партийный коллектив, определённо стушевались. Только 50 чел. их вырвались из среды мятежников. Говорить коммунистам не давали, за ними неусыпно следили и не давали им оружия. Коммунисты были терроризованы и боялись активно выступать. Некоторые повели двойственную политику, проявили слабодушие. Когда я обращался к ними с упрёками, то слышались жалобы на то, что они ничего не могут сделать, так как им угрожают пристрелить, за ними следят и не выдают им винтовки. А теперь я имею сведения, что некоторые коммунисты вели себя позорным образом, примкнув к мятежникам. Масса мобилизованных была всё таки в подавляющем большинстве, и в момент внезапного мятежа она обезличила коммунистов. Кроме того, многие из коммунистов только числились коммунистами на бумаге, не имея достаточной подготовки и партийного воспитании.
Между коммунистами и мобилизованными замечалась некоторая неприязненность всегда. Мобилизованные старались обособляться, не дружить с коммунистами, быть с ними осторожными: подняв мятеж, мобилизованные сразу лишили коммунистов инициативы, взяв их под надзор, а последние не сумели быстро ориентироваться во внезапно развернувшихся событиях, проявив, несомненно, недостойное хорошего коммуниста, отсутствие твёрдости, инициативы, прямодушия и честности.
Комиссар 68 полка тов. Белогуров вместе с полком находился на позиции.
Он воодушевлял и ободрял красноармейцев и вообще, по имеющимся у меня сведениям вёл себя достойным образом. Когда бронепоезд удачными попаданиями снарядов навёл панику среди красноармейцев, тов. Белогурову пришлось с револьвером в руках восстанавливать порядок. На Калинковичах я нашёл его уже без голоса и разбитого всем происшедшим,
Комиссар 67 полка Сундуков, убитый взбунтовавшейся сволочью, самоотверженно работал в самой гуще мятежников. Он приехал ко мне на станцию Мозырь на дрезине, откуда мы вместе отправились в Калинковичи, с целью удержать хоть часть красноармейцев. Он смело призывал товарищей не бросать позиции и исключительно благодаря ему, мне удалось набрать хоть 60 чел. охотников. Я приказал ему отправиться в Гомель. Он плакал, прощаясь со мной, и просил разрешения остаться и умереть в бою. Передают, что он до последнего момента уговаривал красноармейцев. Его агитация стала действовать, он стал опасным и его прикончили. Умирая, он смеялся над убийцами и пел интернационал. В его лице революция потеряла честнейшего самоотверженнейшего работника-борца. Только его неустанной работой держался полк, и убийство его, как передают, дело рук ненавидевшего его контрреволюционного командного состава полка.
Кроме собственных слов у меня не было никаких средств для ликвидации бунта на позиции. На позиции я ведь имел уже дело с красноармейцами 68 полка и никакого контрреволюционного настроения у них не было: они повиновались мне быстро, без возражений. Митинг 1-го батальона 67 полка на ст. Словечно ясно показал мне, что люди уже приехали сюда с готовым настроением не занимать позиции. Со стороны красноармейцев не выступало ни одного оратора, все как один, предъявили мне требование, когда я явился к ним: «отправляй нас обратно, но не будем воевать», воздействовать на толпу я не ног, так как не смог произнести ничего, заглушаемый криками. На Калинковичах ужо действовала какая-то посторонняя, не красноармейская организация.
О моём появлении узнали скоро и снаряжены были специальные патрули изловить меня. Один раз меня уже затащили в вагон, но при помощи тов. Сундукова и своих кулаков, мне удалось вырваться. Собрать здесь митинг было совершенно невозможно, да он бы ни к чему хорошему не привёл бы.
Меня всё время старались поймать и ждали в Гомеле. Обстреляли даже свой поезд, приняв его за тот, в котором находился я и комбриг, Всё остальное время, вплоть до смены, я находился на позиции. Выезжал с 15-ю чел. и пулемётами против повстанцев за Василевичами. Мы разобрали путь и обстрелянные артиллерией повстанцев, вынуждены были отойти. 1 апреля я отправился и участвовал в наступлении на повстанцев.
Характер и причины мятежа
С позиции я никуда не отлучался, так что всего происходившего в Гомеле я свидетелем не был, но из показаний и рассказов рисуется такая картина:
В городе — власть повстанцев. Город оцеплен, из него никого не выпускают. Циркулируют слухи о том, что восстание перекинулось на Брянск, Смоленск, что и в Москве началось поражение, что к Гомельским повстанцам прибывают подкрепления, что на Мозырском участке Советские войска разбиты, взяты Калинковичи и Петлюровские войска идут в Гомель, что здесь с ними произойдёт объединение.
Вместе тем штаб мятежников вполне правильно рассчитал, что чем больше людей втянется в это дело, тем труднее будет разобраться в нём, и вот всем военнослужащим, занимающим ответственные должности в бригаде, высылаются на дом и сдаются под расписку извещения с назначением на какую-либо должность в повстанческой армии с предписанием к 11 часам явиться под угрозой расстрела и приступить к отправлению своих обязанностей. И ясно, что в штабе были все, кто только получал какое либо назначение, так как не явиться, значит — рисковать жизнью. Являлись все, но вовсе, не всех можно привлекать, как активных участников мятежа. Некоторые после явки в штаб всё-таки от исполнения своих обязанностей, уклонялись, притворялись больными или просто скрывались, не выходя из дома. Необходимо это учесть, чтобы не пострадали невинные. Некоторые были увезены повстанцами насильно. Кое-кому из них удалось бежать, а, например, хозяйственные чины поневоле должны были продолжать работу. Со всем этим необходимо разобраться в первую очередь, чтобы дать возможность хорошим работникам приступить к работе по срочному формированию частей бригады.
Всему активно помогали ж. д. служащие. Для того, чтобы отправить эшелоны на позиции, не хватало паровозов, в дороге эшелоны задерживались, шли очень медленно, и мы поэтому не могли сосредоточить части бригады на фронте, а между тем повстанцами и паровозы находились быстро, и движение их эшелонов совершалось без задержки. Всеми железнодорожниками велась агитация среди красноармейцев.
О нашем передвижении всё передавалось противнику. В нужную минуту мы не могли получить ни паровоза, ни вагона. Когда нужно было поезду сделать какой-нибудь манёвр вдруг оказывалось, что нет воды в паровозе. Когда нужно было постоянно говорить но прямому проводу, то аппарат не работал или кто-то мешал.
Из доставленных мною докладов в комиссариат дивизии ясно было видно состояние бригады к моменту её отправки на фронт. Я в каждом докладе указывал, что бригада не доведена до полной боевой способности, указывал и на причины этого: продовольствие и жилищные затруднения, плохая работа командного состава, неудовлетворительное в боевом отношении настроение красноармейцев, недостаточное военное снаряжение, все эти причины способствовали несомненно погромной агитации.
Прежде всего необходимо обратить внимание ни красноармейский состав. Бригада начала формироваться в Туле непосредственно после бывших в Туле кулацких восстаний. Одна из причин восстаний была мобилизации, может быть, не один десяток красноармейцев этой бригады были участниками восстаний. Должного политического воспитания в Туле бригада не получила и не могла получить за короткий промежуток пребывания в Туле: со второй половины ноября (22) начали пребывать мобилизованные, а в начале января бригада уже перебрасывалась из Тулы.
Переброска затянулась не менее двух недель, так как в начале полки расквартировались в Бобруйске, затем в Гомеле, где сразу части попали в скверные условия и в отношении продовольствия и в отношении квартир. Работа комиссаров уходила вся на то, чтобы смягчить недовольство люден и устранить причины этого недовольства. Больше уходило время на таскание по учреждениям, чем на пребывание среди красноармейцев. А последние сочувственно относились к политической агитации на митингах, аплодировали коммунистам, принимали выносимые нами резолюции, но не переставали жаловаться на обмундирование, продовольствие, помещения, на реквизиции и притеснении дома их семей. И в Туле и здесь только с этими вопросами приходилось разбираться главным образом.
Чья вина и том, что совершенно не проводился в жизнь декрет о социальном обеспечении семей красноармейцев?
Добровольческий кадр и бригаде был очень незначителен и не было в ней пролетарского ядра. Люди были из тех хлебных уездов, где производилась усиленная реквизиция хлеба, скота и др., коммунисты и добровольны тонули в этой массе.
В таких условиях при отсутствии хороших партийных и культурно-просветительных сил и пособии, в два-три месяца трудно было создать боевое революционное настроение и внутреннюю, спайку, а при халатном инертном отношении командного состава не было должной военной дисциплинированности и технической подготовки.
Количественно бригада была очень внушительна, но не была она таковой качественно. В Гомеле мы должны были деформироваться, не успели сформировать должным образом двух полков — приказано было формировать третий.
Удовлетворялось требование в отношении умножения, нумерации полков, но упускалось самое важное — боевое качества полков. Плохо понимали свои обязанности в деле строительства Красной армии местные Советские учреждения, страшно тормозили дело, удовлетворения частей Красной армии всем необходимым, везде невыносимая волокита, везде приходилось часами клянчить и убеждать различных заведующих и уполномоченных дать то, дать другое. Свободная торговля, спекуляция, широкая продажа всего запретного (спиртные напитки), размещение по частным квартирам с буржуазными элементами рассеянность красноармейцев, они ускользали из под надзора, питались провокацией соседей буржуев. Мы выбивались из сил, чтобы наладить дело с организацией частей, чтобы исправить, устранить слишком ощутимые недочёты, мы делали в этом отношении всё возможное, зависящее от нас, но мы, слишком мало могли сделать без помощи и отклика со стороны партийных и советских работников, учреждений, а этого не было всё время.
Указанные мною условия существования бригады и производившиеся работы в деле её организации и формирования являются, так сказать, почвой, внешними, объективными, общими причинами, на которых могло создаться неудовлетворенное настроение красноармейцев.
Но можно определённо утверждать, что такой состав красноармейских частей, где преобладающим элементом являются крестьяне-середняки и даже кулаки центральных областей Советской России, такой состав не может вообще являться надёжным без должной упорной обработки его при достаточных партийных агитационных культурно-просветительных силах. Этот мятеж — тоже кулацкое восстание, только в армии: конечно здесь, действовали агенты и провокаторы всяческих левых и правых эс-эров и просто черносотенцев. Они могли проникнуть в части и нести там растлевающую работу, имея для неё довольно хорошую почву. Сейчас весна и, естественно, крестьянина тянет к земле и вот на этом легко играет тёмный элемент, зная что усталость от 4-х летней войны и гражданской у крестьянина большая. Этот мятеж один из эпизодов, происходящих сейчас на западном фронте. Армия западного фронта переживает сейчас болезненный кризис разложения частей. Военная 17 дивизии почти вся вышла из строя, вследствие разложения полков, а они в 17 дивизии почти все добровольческие. Разлагаются Латышские части. Аналогичная Гомельской произошли история в Сосновке.
Все происходившие и происходящие волнения, восстания в частях Красной Армии ясно показывают, что в формировании частей является большим дефектом то, что большее внимание обращается на количество, увеличение полков, а не их качество, создаются недостроенные, громоздкие части, слабо подвижные и не снабжённые. Эти части недостроенными, недоформированными бросаются на фронт. Из рук и глаз командного состава уплывает такая часть в целом. Из-за леса не видно деревьев; в самой гуще красноармейцев нет преданных делу революции работников, нет партийных политических сил и в результате — разложение.
Задача воспитания красноармейской массы могла выполнятся только при наличии достаточного кадра работников на местах, в гуще полков, рот и команд.
О том, что на западном фронте преимущественно распространились разгромленные в центре лево-эс-эровские организации были даже газетные сообщения. Советская печать говорит, что организованные провокаторами и агентами русской контрреволюции выступления предполагались именно в западном крае, указываются даже сроки — март месяц. Газета «Правда» от 2-го апреля, сообщение о Гомельских событиях, было что то и в Известиях Ц. И. К. Но если это так, то необходимо было бы усилить специальное наблюдение, контроль за составом и поведением частей; мы же, ответственные работники в армии, узнаём об этом предположении, об имеющихся где-то в центре сведениях об ожидаемых контрреволюционных вспышках в рядах Красной Армии лишь после совершившейся катастрофы. Нам военкомам частей пришлось употреблять везде все свои силы на то, чтобы удовлетворять красноармейцев всем необходимым, так, как в Советских учреждениях, хотя бы в Гомеле, верили только нам, комиссарам, и все специалисты были бессильны. В самых серьёзных случаях обращались с жалобами и просьбами содействовать к нам, сами же мало что могли предпринять по своей специальности. Понятны причины этого: на них существует прежде всего взгляд всех, как на определённых контрреволюционеров, и к каждому их начинанию относились под этим углом зрения и в лучшем случае смотрели, как на людей которые служат и вашим к нашим, смотря по обстоятельствам, К нашему сожалению, этот взгляд очень часто оправдывается.
Оправдался он и в Гомельской истории: известно, что мятежники отнеслись с особой жестокостью к коммунистам и комиссарам. Но можно определённо утверждать, что убийство некоторых советских работников организовывалось и зверство над ними вдохновлялось посторонними, не красноармейцами. Особенно отличились в этом всё те же железнодорожники. А убийство тов. Билецкого, несомненно, дело рук его политических противников из правого контрреволюционного лагеря, так как он был редактором газеты, наиболее опасен для них.
Это всё необходимо учесть, сопоставить с тем, что в штабе Стрекопытова активно работали какие-то люди в штатском буржуазного вида.
Я не сомневаюсь в том, что если бы организация мятежа бригады не попала в руки подготовлявших его или хотя бы готовых к нему контрреволюционеров, то мятеж ни в коем случае не принял бы таких размеров и ещё на фронте удалось бы удержать часть бригады, а в Гомеле и на пути к Брянску мятежные части разоружить, потому что между красноармейской массой особой товарищеской спайки не наблюдалось и ранее и во время мятежа.
Военкомбриг Ильинский
Многие из участников и организаторов мятежа теперь уже расстреляны по приговору В. Р. Трибунала Западного фронта. Между ними бывший командир 68 полка Мачигин, единственный из командного состава бригады, о котором Трибунал вынес хорошее впечатление, хотя он сам признался в своём участии в мятеже.
Но главные зачинщики скрылись, между скрывшимися — Криденер, палач, зверь, бандит, руководитель истязаниями и расстрелами коммунистов. Много мятежников красноармейцев разбежалось по домам, необходимо их излавливать.
Мною представляются копии всех докладов в Комиссариат дивизии вам для более точного уяснения той обстановки, в которой находилась здесь ваша бригада.
Часть красноармейцев осталась верна долгу. Списки их вышли дополнительно.
Необходимо позаботиться о семье погибшего т. Сундукова, которая, по имеющимся у нас сведениям, голодает
Военком Ильинский
*) Настоящий очерк является перепечаткой секретного доклада о мятеже военкома той самой Тульской бригады, которая восстала под руководством Стрекопытова.
Редактор: Гомельский Губком Р. К. П.
Издатель: Гомгазета