Российская Коммунистическая Партия (большевиков)
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Известия Гомельского губернского комитета Р. К. П.
Двухнедельный журнал
№25, июнь
Год издания III
Издатель «Гомгазета»
Гомель 1922 г.
Материалы по истории Р. К. П. и революции в Гомельской губернии
Воспоминания о революционном движении в 1905 году в Гомеле
Гомель был одним из революционных городов в царской России, служивший пунктом многих подпольных революционных организаций, ибо значительная часть населения представляла собой мелких ремесленников, рабочих и служащих, продававших свою рабочую силу, которые несмотря на свою малоразвитость всегда сочувствовали революционерам. Будучи довольно крупным торговым центром, имеющим связь с большими городами: на юге — с Киевом и Екатеринославом, на западе — с Варшавой и Лодзью, на северо-западе — с Вильной и Либавой, на севере — с Москвой и Петербургом, на востоке — с Саратовом и Самарой, Гомель всегда был пунктом, в котором скапливалось много грузов, что привлекало сюда массу рабочего люда. Кроме того, удобные пути сообщения — пароходство по Сожу и Днепру и две пересекающиеся железнодорожные линии (Либаво-Роменская и Полесская) — весьма оживляли город. Поэтому естественно, что все события больших городов и центров с быстротой молнии докатывались до Гомеля и находили здесь свой отклик. Гомель чутко воспринимал настроение северо-западного края России, и революционные веяния того края в нём ярко отражались. Тут были представители почти всех политических партий: эс-эры. эс-деки, бундовцы. Царская полиция — тайная и явная — вела ожесточённую борьбу с революционерами, но тем не менее революционеры не раз совершали террористические акты, в результате которых оказывались убитыми то исправник, то полицейский пристав.
Когда движение рабочего класса и трудящихся масс в России достигло наивысшего напряжения, когда вдобавок к этому царским правительством была затеяна Дальневосточная авантюра, разразившаяся жесточайшей кровопролитнейшей войной, и когда правящая дворянско-помещичья клика в этой войне с японцами обанкротилась, наступил момент решительных революционных действий. Но к ним рабочий класс пришёл не сразу. Веками угнетаемая, невежественная масса ещё училась классовой борьбе. И у части рабочей массы ещё жила мысль, что невзгоды можно устранить путём всеподаннейшего обращения к царю-батюшке. Побуждаемые священником Гапоном, массы рабочих в Питере с женами и детьми пошли 9-го января 1905 года к царскому дворцу с челобитной. Царское правительство расстреляло их из пулемётов. Это был урок. Пред рабочим после этого открылся единственный путь, путь беспощадной революционной борьбы.
События 9-го января прогремели по всей России и вызвали страшное озлобление к царю и существовавшему строю не только со стороны широких масс рабочих и трудящихся, но и всего сознательного и либерального настроенного общества. Это волна возмущения докатилась и до Гомеля. Когда по всей России стали организовываться профессиональные союзы и созываться О езды городских и земских деятелей, то и в Гомеле среди железнодорожников возникла идея о присоединении к Всероссийскому Железнодорожному Союзу. Железнодорожники стали предъявлять требования об увеличении заработка и т. д. И по мере того, как росло движение во всех городах России, усиливались и волнения среди железнодорожных рабочих главных мастерских и депо Гомельского узла: подавались петиции железнодорожному начальству об увеличении заработной платы, об уравнении в правах со штатными служащими и т. п. Правда, ответом было лишь усиление жандармского надзора в мастерских и депо. Атмосфера сгущалась и рабочие всё больше смелели и проявляли себя по-революционному.
Наконец, съезд железнодорожных представителей, собравшийся в Петербурге, превратился в революционный комитет, подавший сигнал к всеобщей железнодорожной забастовке. В Гомельский узел ежедневно получались сообщения со всех концов страны о готовящейся всеобщей забастовке. Прошёл слух, что многие дороги уже стали. В Гомельских мастерских, если не ошибаюсь, 9-го или 10-го октября было первое общее собрание рабочих, состоявшееся без всякого разрешения властей, на котором автор этих строк выступил с призывом ко всеобщей забастовки. Один за другим выступали ораторы с теми же призывами и собрание превратилось в грандиозный митинг, на котором участвовало до 6.000 рабочих и служащих. Тут же было внесено предложение о создании забастовочного комитета.
На другой день был дан гудок в мастерских, по которому собрался в новостроющемся здании в паровозо-сборном отделении мастерских митинг приблизительно до 10,000 человек. На этом митинге было снова внесено предложение об избрании председателя забастовочного комитета, была выставлена моя кандидатура. Решено было провести голосование не простым поднятием рук, и не подачей голосов на отдельных записках, а путём собирания подписей за ту или иную кандидатуру. Нескольким т.т. было поручено собрать подписи. По подсчёту было собрано более 6,000 подписей за мою кандидатуру. Это количество составляло значительное большинство собрания и я вступил в должность председателя забастовочного революционного комитета. Комитет был сконструирован из председателя, тов. председателя, секретаря и 12 членов, всего 15 чел.
Массы были совершенно не дисциплинированы. На пленарное заседание комитета являлись сотнями в здание столовой, где ныне клуб «Коммунист». Здание не вмещало всего количества желающих и многие оставались во дворе. Вести заседание было чрезвычайно трудно. Вначале заседания носили неорганизованный хаотический характер, но с каждым днём вводился порядок и дело налаживалось. Постановления комитета проводились в исполнение быстро и точно.
В первую голову было решено остановить все поезда. Это и было исполнено немедленно. Затем была организована охранная дружина из более боевых т.т. рабочих, которая дежурила круглые сутки, следя за порядком. Увидев боевую вооружённую охрану, жандармерия вначале опустила руки, но в последствие она подняла голову. Однажды, во время колоссальнейшего митинга в новом паровозно-сборном здании, туда явился жандармский ротмистр, который вздумал разогнать митинг. Он привёл с собой взвод вооружённых солдат и предложил собранию разойтись. Получив отказ, он выстроил солдат и велел офицеру стрелять. Солдаты взяли ружья на изготовку, замки застучали, оставалось только скомандовать «пли» и раздались бы выстрелы. Но члены комитета бросились к офицеру и, угрожая ему, остановили стрельбу. Это обстоятельство вызвало вначале панику среди присутствующих, но когда стрельба была предотвращена, собрание спокойно разошлось по домам с пением революционных песен. Правда, многие струсили настолько, что во время щёлканья затворов бросились бежать, и было не мало смешных инцидентов, но большинство оставалось на месте и можно было полагать что в случае кровавого столкновения, поплатились бы солдаты, которых было очень мало.
С остановкой поездов Гомель оказался совершенно отрезанным от внешнего мира. Никаких сведений извне не поступало, ибо телеграф, как железнодорожный, так и городской, и телефон были остановлены. Центром управления в Гомеле являлся забастовочно-революционный комитет, который хозяйничал как требовали этого интересы революционной борьбы. Порядок был образцовый. Митинги происходили ежедневно в железнодорожном узле. Затем стали собираться митинги и в городе. Скопившиеся пассажиры, собравшиеся с остановленных пассажирских поездов, стали требовать отправки их дальше по месту следования, а когда они помучили категорический отказ, то стали требовать пищи. Для удовлетворения их пищей, пришлось прибегнуть к выдаче им денежного довольствия из кассы на ст. Гомель. Удовлетворение пассажиров деньгами продолжалось до окончания забастовки.
На митингах часто происходили споры между эс-эрами и эс-деками, доходившие иногда до столкновений, которые всё же улаживались мирно. Партийных т.т. тогда было ещё мало.
Комитет работал усиленно. Ежедневно подавались телеграммы во все концы России с призывом поддержать железнодорожный комитет до полной победы над царизмом. Особенное внимание комитета было обращено на сохранение спокойствия на территории железной дороги и города, ибо было заметно стремление черносотенных групп поднять тёмные массы против еврейского населения. Охранная вооружённая дружина всегда была на чеку. Комитет писал объявления, призывал к порядку и спокойствию, предупреждая, что за черносотенные погромные агитации виновные понесут наказание. И действительно, порядок и спокойствие были сохранены. В главных мастерских, где все время происходили митинги, из имевшихся там ценностей ничто не пропало, ни один станок, ни одна машина не были тронуты.
19-го октября пронёсся слух, что в Петербурге царь выпустил манифест о предоставлении населению свобод и о конституции. В массах пошли различные толки. 20-го октября пассажиром, прибывшим пароходом из Киева, был доставлен печатный манифест от 17-го октября, который одним из членов комитета т. Гинцем был прочитан на митинге в мастерских.
Весть о манифесте разнеслась но всему городу с быстротой молнии. Все жители вышли на улицу. Митинги происходили на улицах города, на бульваре, на сквере. Железнодорожные массы двинулись в город. На митингах выступали многие ораторы, рабочие осмелели и также стали выступать в качестве ораторов. Жандармы и полиция исчезли, словно сквозь землю провалились. Никто нигде их не видел и никому они не чинили препятствий.
21-го октября была получена из Минска телеграмма от управления Либаво-РоменскоЙ дороги с призывом прекратить забастовку и восстановить железнодорожное движение, ввиду издания царём манифеста, даровавшего свободы народу. Комитет, рассмотрев эту телеграмму, постановил: забастовку не прекращать до получения телеграммы из Петербурга от Центрального Комитета Всероссийского Железнодорожного Союза. На второй день, т. е. 22-го октября, была получена телеграмма от Центрального Комитета Железнодорожного Союза с предложением прекратить забастовку, но подлинность и правильность телеграммы, ввиду искаженности текста, вызывала сомнения, и комитет считал телеграмму провокационной. Когда комитет узнал, что соседние дороги пустили свои поезда, с юга были получены сведения, что поезда к нам идут, — забастовка была прекращена.
Порядок восстановился быстро. Поезда были пущены. Гомельский узел разгружен. Начальство держало себя смиренно. Комитет собирался почти ежедневно в столовой. Надо было провести культурно-просветительную работу, но не было соответствующих т.т. 5-7 студентов, выступавшие во время забастовки в качестве ораторов, разъехались; 2-3 товарища эс-деков и эс-серов из центральных организаций заниматься этим делом не могли, так как их звала другая работа. А нужда в культурно-просветительной работе была велика.
Я лично был занят служебными обязанностями и зачастую не мог даже являться в комитет, несмотря на то, что был председателем его. Освобождения от служебных обязанностей не удалось добиться, несмотря на все попытки. Начальство, прежде запуганное стихийным революционным движением, осмелело, а на помощь к нему пришла жандармерия. Словом, заметно стала крепнуть царская власть, и спадать революционная волна. Кто-то из членов комитета предложил доктору железнодорожной больницы Барабошкину читать лекции для рабочих и служащих узла. Тот согласился. Были приглашены ещё два лектора — контролёр Попов и вагонный мастер Успенский. Барабошкин прочёл три лекции по русской истории, но повёл их в либерально-кадетском духе. Другие, два лектора и не приступали к чтению. Начальство стало препятствовать на каждом шагу. Не было ни лекторов, ни книг, ни помещений. А черносотенцы-монархисты с каждым днём наглели. Среди части рабочих стало расти недовольство против комитета вообще, и в частности против меня, как председателя. Я настоял на переизбрании комитета, после чего председателем был избран доктор Барабошкин, я же остался членом комитета. Работа пошла совсем вяло. Чувствовалось наступление реакции. Жандармерия подняла голову и стала вмешиваться в железнодорожное дело. Начальство сдружилось с жандармами пуще прежнего. Собрания рабочих без разрешения жандармского начальства не могли coзываться. В такие условия хотели поставить и комитет. Комитет хотя, и собирался, но по настоянию Управления он на каждом собрании уведомлял жандармского ротмистра. Наконец, нас лишили помещения. Дело было совсем скверно. Тем временем приходил к концу ноябрь. На политическом горизонте опять атмосфера стала сгущаться. В течение 1905 года я выписывал газеты «Правду» и «Вперёд», получал новую литературу и поэтому был в курсе политических событий. Я видел, что назревала новая забастовка на железной дороге и полагал, что на этот раз она окончательно похоронит царизм. И действительно, в начале декабря пришлось объявить вторичную забастовку. Но на общем собрании в мастерских, собравшемся, конечно, без разрешения начальства, когда объявлена была телеграмма Центрального комитета Железнодорожного Союза с призывом к забастовке, среди присутствующих обозначился раскол, который несомненно был результатом черносотенной агитации. Настроение было дурное. Эта забастовка длилась несколько дней, большая часть работала, а меньшая половина бастовала. Поезда шли под охраной жандармов. Реакция приближалась. Наконец появился поезд с карательным отрядом и забастовка была ликвидирована. Комитет, узнав о приближении отряда, подготовил ликвидацию забастовки, к прибытию карательного отряда ни забастовки, ни самого комитета не было.
После этого во всей России наступила пора жесточайшей реакции. Дарованные свободы были отобраны раньше, чем их начали осуществлять. Черносотенцы организовали Союз Русского народа, который совместно с полицией устроили в Гомеле кошмарнейший еврейский погром. Тяжёлых репрессий для бастовавших в Гомеле не было. Человек до 30 железнодорожников отбыли продолжительное тюремное заключение в административном порядке. 9 членов комитета, в том числе и я, были отданы под суд Киевской судебной палаты. Больших репрессий, как я уже указал, к железнодорожникам нашего узла не применяли. Судебный процесс, после почти 2-х летнего следствия, закончился в ноябре 1907 года.
Е. Остапенко
Редактор: Гомельский Губном Р. К. П.
Издатель: «Гомгазета»